«Моя первая заметка была написана не мной»

«Моя первая заметка была написана не мной»

Самый опытный журналист российского рынка недвижимости  — главный редактор «Коммерсант-Дом» Андрей Воскресенский, рассказывает о своей работе.

…Самый опытный журналист российского рынка недвижимости ассоциируется у меня с большим плюшевым мишкой. И дело даже не в том, что он невысок и коренаст, а на интервью пришел покрытый бархатистой шкуркой своей курточки. Его движения — размеренны и неторопливы, суждения – ненавязчивы и обстоятельны, характер – добродушный, но с хитрецой. Известно, что, плюшевые медведи водятся только в хороших, уютных домах – они знают в этом толк. Однако вряд ли кто из них изучил ареал своего обитания лучше, чем главный редактор «Коммерсант-Дом» Андрей Воскресенский.

— Андрей, тебе не надоело на протяжении многих лет писать об одном и том же?

— Не надоело! Понимаешь, я пишу не про недвижимость, а про жизнь, частью которой является недвижимость. Если выработать для себя такой подход, то становится не скучно. Скучно – это заниматься обзорами типа «на полпроцента поднялись цены», приправляя их скомпилированным текстом. Мне интересно в недвижимости то, что касается общечеловеческого…

— Ну что может быть интересного и общечеловеческого, к примеру, в непрекращающейся череде коттеджных поселков?

— Общечеловеческого? Ну вот девелопер задумал сделать элитный поселок. По сути – он создает новый рынок, где появятся новые рабочие места не только для крановщиков и бульдозеристов, но и для снабженцев, транспортников, энергетиков, риэлторов, банковских служащих с их ипотекой. Недвижимость — вообще одна из важнейших частей жизни человека. Кстати, и журналист, и строитель – первейшие из древнейших профессий. Потому, что, строить начали примерно тогда же, когда появилось и понятие информации. Короче, тема недвижимости очень близко касается жизни.

— Говорят, что, журналистика – профессия дилетантов. Ты согласен?

— Не согласен! У каждой профессии есть свои особенности, навыки. А главное профессиональное умение журналиста — это умение задавать правильные вопросы. Конечно, нужно разбираться в теме, но это скорее вопрос затраченного на написание статьи времени. Например, если меня разбудят в 5 утра и дадут задание за 2 часа сделать заметку о реконструкции жилья – я поматерюсь, но сделаю. А если меня озадачат темой выборов в Гватемале, я ее тоже сделаю, но мне потребуется 2 дня – изучить материал, подумать, найти правильных ньюсмейкеров. А потом я выдам если не выдающуюся, то по крайней мере не позорную заметку. В этом и есть, я считаю, профессионализм журналиста.

— А ты бы хотел поменять профессию?

— Да, но только так, чтобы не работать. Ну, разве что, книжки писать.

— Книжки на какую тему?

— Исключительно развлекательно-детективно-фантастического характера. Я никому не хочу навязывать глубину своей мысли. Кстати, у меня есть много рассказов, которые были опубликованы в разные годы в разных журналах, правильнее сказать — журнальчиках. Один раз я даже написал эротический рассказ, его хорошо приняли. Другой отметили премией журнала «Плейбой», но там как раз не было никакой эротики, чистый детектив.

— Иными словами у тебя нет твердой установки «сеять разумное-доброе-вечное»? Или хотя бы думаешь о том «как слово наше отзовется»?

— А как ни старайся изображать из себя «разумного, доброго, вечного» — твоя работа, творчество все равно покажет истинное лицо. И ты никак не можешь это контролировать. Как отзовется слово — это без меня решат…

— А почему ты стал журналистом?

— У меня отец работал на АПН — Агентстве печати «Новости», сейчас это «РИА Новости».

— То есть ты продолжил семейную линию?

— В общем да. И я тоже одно время работал на АПН, писал для них заметки. А потом начал делал журнал «Монтаж» – советско-американский, под эгидой АПН. В то время – 90е годы, было модно «дружить через океан» — демократизация, перестройка, гласность. Но потом я вывел журнал из АПН, редакция была у меня дома. Американцы нам прислали компьютер, принтер и модем. У меня был комп «Макинтош» и электронная почта – и это в 1991 году!

Параллельно я учился в аспирантуре журфака МГУ, потом там же преподавал. Впрочем, диссертацию я не защитил, но кое-что сделал для русского литературоведения — уточнил на год дату написания первого опубликованного стихотворения Лермонтова.

— Ничего себе! А почему Лермонтов?

— Его первое стихотворение «Весна» было опубликовано в журнале «Атеней», за подписью «L», в 1830 году. А тема моей диссертации — «Журнал «Атеней» в системе русской печати первой трети 19 века». Но, занимаясь изучением поэззии, я не забывал о прозе. Прозе жизни. В тот момент моя зарплата на журфаке составляла 14 долларов. Некоторое время я подрабатывал репетитором, но уже тогда стал задумываться о том, чтобы поменять сферу деятельности…

— Как это произошло?

— В начале 90-х американцы в большом количестве ездили в Москву. У меня были знакомые из их числа и я им помогал устроиться в столице, снять квартиру. И вот однажды я обнаружил, что риэлтор за час работы зарабатывает 10-20 моих преподавательских окладов. И я подумал, а не организовать ли мне свою риэлторскую контору? И вместе с партнером организовал. Потом я понял, что могу неплохо работать сам — от клиентов отбоя не было — и мы с партнером мирно расстались. Я занимался риэлторским бизнесом еще 2 года. Этого времени мне хватило, чтобы понять, что я плохой бизнесмен. Заработал много денег, потом еще больше потерял…

— Тебе, видимо, не хватает расчетливости?

— Очень важно узнать самого себя. Я понял такую вещь, что бизнесмен должен постоянно контролировать, как идут дела. Он может находиться в бане с девочками, но должен держать руку на пульсе своего бизнеса. А у меня другой характер – я что-то сделал и потом забыл про это. Живу от дедлайна к дедлайну с расслаблением между ними. У меня синусоида. А постоянно вести жесткую линию я не могу…

— А не было ли у тебя мысли уйти спокойно работать в пресс-службу… или заняться пиаром… как многие экс-журналисты. Кстати, некоторые из них считают, что, пиар более многогранен, чем журналистика…

— Нет, не было. Во-первых, работа в пресс-службе не такая уж и спокойная. Но главное в том, что у пиарщика и журналиста абсолютно разные склады характера. Задавать вопросы и отвечать на них — это совершенно разные профессии. И еще я не умею завязывать галстук, и учиться не буду.

— Это просто бегство от рутины…

— Да, можно и так сказать. Да и потом, жестко контролировать людей не люблю — я не администратор и вообще не первое лицо. Я могу быть первым лицом только в творческой части. А о доходах, расходах, деньгах пусть подумает кто-то другой. Когда я это понял, я решил вернуться в журналистику. Это было в 95 году. Даже не вернуться, а начать все заново. А поскольку я узнал риэлторскую сферу изнутри, то и решил писать на эту тему…

— Подожди, ну как же так тебе не хватает морально-волевых? Ты же действующий редактор, а это, в том числе и административная работа…

— Редакторство подразумевает руководство в творческом плане, но не в административном. Мое дело, чтобы люди писали хорошие заметки — и все. Я работаю с внештатными сотрудниками. А «строить» людей, делать выговоры и накладывать штрафы не люблю и не буду…

— Да, знающие люди характеризуют тебя как исключительно неконфликтного человека, от которого никогда не слышали резкого слова…

— Кто это, б…ь, сказал такую ерунду!? Я тебе могу продемонстрировать, как я общаюсь с авторами: «Маша, ты б…ь, заметку написала .опой! Если бы ты, Маша, б…ь, не умела писать, я бы ничего тебе не сказал! Но ты же, б…ь, умеешь хорошо писать!». Но, кажется, я никогда никого не штрафовал.

— Да, ты страшен как начальник! А сколько сотрудников под твоим началом?

— Никого, все внештатники.

— А сам ты пишешь на работе?

— Дома. На работу езжу несколько раз в неделю и то, только для того, чтобы записать передачу на радио.

— А дома у тебя, небось, оборудована творческая мастерская — отдельный кабинет?

— У меня кабинет на балконе. А вообще мне достаточно краешка кухонного стола — для того, чтобы поставить ноутбук…

— Блокноты для записи своих мыслей, крылатых изречений и иные «дневники писателя» у тебя есть?

— Нет.

— А вот ты едешь и тебе гениальная мысль пришла в голову, вдруг забудешь?

— Я заметил, что если меня какая-то мысль цепляет, она никуда не денется. Хорошая идея застревает в голове надолго и рано или поздно я ее все равно использую. А если забыл – ну и ладно, значит она была не так хороша. Вообще я как-то пытался вести файлы типа «хорошие заголовки», но из этого ничего не получилось…

— А ты помнишь свою первую статью?

— Что интересно, моя первая заметка у меня была написана не мной. Я учился в 6 классе, и однажды я пришел в школу, а меня кинулись все поздравлять: «Ты написал статью в Люберецкую правду!» Я поначалу отнекивался, но потом мне показали газету со статьей за подписью «юнкор Андрей Воскресенский». Я недоумевал – откуда, что? А дело было в следующем. Согласно правилам советской прессы, 40 процентов статей в газете должны быть написаны (или подписаны) внештатными сотрудниками – юнкорами, собкорами, спецкорами, рабкорами. Видимо в определенный момент в «Люберецкой правде» возник дефицит юных внештатников и они позвонили в первую попавшуюся школу, которая оказалась моей, с вопросом: «Кто у вас юнкор?». Тут вспомнили про меня – я издавал стенгазету. Так моя фамилия впервые появилась на страницах «большой» прессы. Я помню, они мне даже гонорар прислали – 1 руб 44 коп. Я купил подсвечник в виде негритянки и подарил его своей маме. Но на этом история не закончилась — я пошел в школу журналистов при «Люберецкой правде». И со временем опубликовал там ряд своих уже настоящих заметок.

— То есть аванс «Люберецкой правды» ты более чем отработал?

— Да!

— Кстати, а ты не считал, сколько статей ты написал в своей жизни?

— Я как-то считал, но точную цифру не помню. Если считать в строках – то это где-то полтора миллиона строк.

— Не очень наглядно, но словосочетание «полтора миллиона» по-любому впечатляет! А как ты пишешь материалы? Вот перед тобой белый лист на экране…

— Это мистический момент… Вообще все журналисты делятся на две категории. Первые пишут сочинение, чтобы учитель (редактор) одобрил. Вторые понимают, что помимо учителя-редактора это кто-то еще будет читать и ищут точку интереса, которая завлечет читателя. Вот если тебя кто–то читает кроме редактора и при этом ты еще умеешь задавать правильные вопросы — ты хороший журналист. А если человек пишет «для учителя» – переучить его, как показывает практика, невозможно. Вообще же, хорошая материал — это когда ты читаешь статью и, зачитавшись, проезжаешь мимо своей остановки.

— Как ты характеризуешь свой стиль изложения?

— Я понимаю, что работаю в сфере В2С. Потребителю важен продукт, оценка этого продукта, его честное описание.

— А тебе какой ближе подход в журналистике – изложение фактов или авторская точка зрения?

— Это зависит от жанра. Понятно, что в авторской колонке должен быть личный взгляд. А есть темы, где читателю это не нужно – изложите, пожалуйста, факты. Еще я придерживаюсь правила – и от других этого требую – что все должно быть изложено хорошим понятным русским языком. Есть слова, которые я запрещаю, например «экспозиция». Ребята, может проще сказать по-русски? Наукообразность для читателя абсолютно ни к чему. Все должно хорошо читаться даже сидя в сортире. Кстати, есть еще одно слово, которое я запрещаю – это «инновации», но уже по другой причине 😉

— А ты читаешь дополнительно какую-нибудь спецлитературу о недвижимости, чтобы лучше разбираться в предмете?

— Книги не читаю, только статьи – в изданиях, на сайтах. Еще я специально поддерживаю у себя обывательский взгляд на архитектуру. Оцениваю фасады с точки зрения «нравится-не нравится».

— Что читаешь не по работе? Вообще, какие у тебя любимые книги?

— Заметил, что любимых книг у меня становится все меньше и меньше. Это идет переоценка ценностей…

— И что пока не подвержено переоценке?

— Уже упоминавшийся мной Лермонтов. Потом Лев Толстой, Марина Цветаева, Владимир Соловьев, Владимир Гиляровский. Еще Борис Слуцкий. На самом деле этот круг шире, но из современных авторов в него никто не входит. И надо Пушкина еще в него добавить! Попутно замечу, что его «Дубровский» — это же чистейшая рейдерская история. Это учебник по рейдерству!

— Кстати, в русской литературе как-то маловато положительных образов предпринимателей, людей дела. Твое постоянное общение с первыми лицами разбивает этот стереотип?

— В русской литературе предпринимателей не уважали, это правда. Но положительные образы там есть. Это подтверждают и мои наблюдения в сфере недвижимости. Вообще правильно построенный бизнес вызывает у меня эстетическое чувство, как от просмотра хорошего кино. Особенно мне нравятся люди, которые сделали себя сами. Их немало, и обычно они возглавляют не очень крупные компании. И совершенно мне не импонируют бизнесмены, которые сделали бизнес или карьеру за счет активной эксплуатации административного ресурса.

Также по поводу негативного отношения к выгоде, жажде наживы в русской литературе могу сказать одно. Выгода – это двигатель человека! И я считаю, что, личный интерес в любом деле — это нормально.

— А у тебя какой личный интерес в твоем деле?

— Мой интерес — зарабатывание денег. В том числе и потому, что у меня младшая дочь перешла в 10 класс и собирается поступать в канадский университет. Выбирает между журналистикой и юриспруденцией.

— А старшая где учится или работает?

— Старшая учится на журфаке МГУ, но вряд ли будет журналистом, она хочет идти по линии HR. И работает офис-менеджером в крупной компании.

— Логично предположить, что жена у тебя тоже связана с журналистикой?

— Жена работает домохозяйкой.

— Еще о твоей личной жизни — говорят, ты барабаны коллекционируешь?

— Да.

— Почему барабаны, а не почтовые марки?

— А я же был почти профессиональным барабанщиком! Кстати, помнишь,я говорил про подсвечник в виде негритянки, который купил на свой первый гонорар за ненаписанную статью? Потом я отломал от этого подсвечника чашечки и использовал их как хайхет – маленькие китайские тарелочки. Начал барабанить я в школе, потом продолжил в ВИА мединститута…

— Ты барабанил в мединституте потому, что там были красивые медички?

— О, да! Но там мой друг-музыкант учился. Одно время родители всерьез боялись, что я после журфака стану в кабаке барабанить. Я, кстати, действительно подрабатывал в одном люберецком кабаке. Но их опасения не оправдались, барабанить я бросил и ушел из группы. Кстати, через неделю после этого в ту кабацкую группу пришел Николай Расторгуев…

— Тот самый? А-а! Вы же оба из Люберец!?

— Ага.

— А велика ли твоя коллекция барабанов?

— Шесть штук.

— Это не считая отдельной барабанной установки у тебя в квартире?

— Если бы она была, то меня бы сразу растерзали в четыре руки – жена и дочь. Плюс соседи по дому с радостью присоединились бы к избиению. Но недавно один мой друг купил барабанную установку — я его учу и сам «отрываюсь». Кстати говоря, барабанный опыт мне помогает …

— Чувство ритма при написании текста?

— Нет, чувство времени, оно очень хорошо развито у барабанщиков. Помогает ощущать хронометраж при записи передач на радио. Кстати, ты будешь смеяться, но во время записи я танцую перед микрофоном. Точнее, совершаю некие танцевальные движения – очень помогает хорошо проговаривать термины, типа «особенности загородной недвижимости московского региона».

— Радио — это ты готовишь запасной аэродром, ввиду разговоров о гибели бумажной прессы под натиском интернета?

— Пресса окончательно не исчезнет. Останутся полюса: с одной стороны бесплатные и желтые газеты, а с другой — фешенебельные, качественные, а также глянцевые издания. У газеты есть одна уникальная особенность – она конечна. Газета – это отбор важных новостей. Если новость не вошла в газету — это показатель. Картина дня составляется по газете. Плюс нельзя сбрасывать элемент аристократизма – газета за утренним кофе. И пока у нас в стране 100 тысяч деловых «аристократов», за будущее деловой прессы можно не переживать.

— Твои мысли о свободе слова в нашей прессе. Ее хватает?

— Нет, не хватает.

— А нужна она, реально, эта мифическая «свобода слова»?

— Конечно. Например когда говорят про демократию, то представляют идеальное собрание – люди подняли ручки, проголосовали. А на самом деле демократия – это ринг, где люди дерутся. Но дерутся по правилам. У этих борцов должна быть одинаковая свобода высказываться, чтобы продвигать свои интересы. Если мыслить глобально, это вопрос сосуществования людей в обществе — чтоб всем было удобно и хорошо.

— Чего не хватает существующим СМИ о недвижимости?

— Руководство изданий боится, как бы журналист не дал «косуху» мимо рекламного отдела. Например, рассказывая о новом объекте. Я считаю – это глупо. У меня есть отличный рецепт – обязать журналистов писать обо всем, что есть на рынке. Это и есть работа журналиста — читатель должен быть проинформирован обо всем новом…

— А какой недвижимостью владеет журналист, пишущий о недвижимости?

— У меня ее немного: обычная двухкомнатная городская квартира в спальном районе и две дачи–ближняя и дальняя.

— «Ближняя» и «дальняя» дачи – прямо как у Сталина!

— Да. Кстати, моя «ближняя» дача — по Симферопольскому шоссе в Тульской области. Вот совсем недавно она стала на 50 км ближе к столице.

Вообще же я считаю, что недвижимость, если она не инвестиционная, должна быть оптимальной по размерам. Иначе это лишний расход денег, сил, времени. Мне всего хватает – говорю не только о недвижимости.

Донат Москалев

 

Справка REPA: Андрей Воскресенский, старейший журналист российского рынка недвижимости.

С 1996 года писал о недвижимости в изданиях «Домострой», «Русская недвижимость», «Известия», «Известия-Город», «Столичный стиль», «Коммерсант».

В настоящее время – редактор специализированного приложения к газете «Коммерсант» — «Коммерсант-Дом», автор ежедневной передачи на радио «Коммерсант-FM»